– Может, пока все дома сидим, нам кабаном заняться? – с замершим сердцем предложила Даша.
Эле посмотрела на нее:
– Вообще-то, давно пора. Ты-то как? Жаль, небось?
– Жаль, – Даша всхлипнула, – только пора. Он ведь не морская свинка.
– Ну, да, – Эле вздохнула. – Я хоть сейчас могу. Нас «добирать» зверя учили. Без мучений. Правда, таких толстозадых антилоп мне колоть не приходилось.
– Он сопротивляться не будет, – сказал Мин. – Он понимает.
Даша неудержимо захлюпала носом. Ей тоже казалось, что Василий Васильевич все понимает. В последнее время смотреть ему в глаза стало просто невозможно.
Когда на следующий день в гости заглянул Костяк, заплаканная Даша возилась с требухой. Сало ждало своей очереди, окорока уже отправились в коптильню – дел было невпроворот.
– Я думал, вы никогда не решитесь, – сказал Костяк и потыкал пальцем ком большого кабаньего сердца.
– Иди отсюда! – завопила Даша. – Живодеры вы все, вам лишь бы глотки резать.
– Она и ножом стукнуть может, – предупредила Эле, за локоть оттаскивая парня от стола.
Костяк проявил сознательность. Через какое-то время Даша с удивлением поняла, что лохматый в дворике мирно беседует с полукровкой, занятым уборкой прогоревшей соломы.
Василий Васильевич надежды хозяек оправдал. Даше казалось, что такого сочного мяса она сроду не ела. Плакать все равно хотелось, но Вас-Вас наверняка обиделся бы. Кабан честно, с осознанием своего предназначения прожил свою короткую жизнь.
Пустой загон нагонял печаль, но бурная жизнь в городе заставляла забыть о многом.
– Чувствительной меня назвать нельзя, но меня с этих людских развлечений воротит, – заметила Эле по возвращению с рынка.
– Садизм фашистский, – пробормотала Даша. Ее ощутимо подташнивало. Содранная окровавленная кожа, подвешенная на столбе посреди рыночной площади, выглядела ужасно. Мальчишки, с гиканьем и свистом швыряющие в нее грязь, тоже глаз не радовали. Бабуины злобные.
– Забили толпой, и даже не поняли, кого прикончили, – с осуждением сказала Эле, и принялась выкладывать из корзины кочаны молодой капусты.
– Это был гроган, – сказал Мин.
Даша вздрогнула. Ходил полукровка так тихо, что девушка вечно натыкалась на него совершенно неожиданно, даром что и дом, и дворик крошечные.
– Я тебе, мелкому, говорила, чтобы не пугал? – строго спросила Эле. – Не заставляй девочку подпрыгивать. И с чего ты взял, что ободрали грогана? То тварь конечно страхолюдная, и овец-то ему не каждый доверит, но гроганов сроду к диким даркам не причисляли.
– Перепутали, – мрачно объяснил Мин. – В амбар загнали, а там уже поздно было. Люди боятся. Кстати, Аша, извини что пугаю. Я нарочно топаю, но ты все равно не слышишь.
– Эле, вы бы меня научили слушать, – сказала Даша. – Ты же шаги Мина слышишь? А я дергаюсь как дура.
– Вот подергаешься-подергаешься, и сама слышать будешь, – утешила хозяйка. – После обеда дубинками помашем. Он подкрадется, а ты его хлоп, промеж ушей. И он красться отучится, и ты руку натренируешь.
– Это как-то не по-товарищески получается, – улыбнулась Даша. – Вдруг я попаду? Лечи его потом от сотрясения мозга.
– Ничего, у меня голова крепкая, – заверил полукровка. – Эле, а нельзя ли мне тоже с дубинкой учиться? А то я, кроме камней, ничего не умею.
– Ты же сам ростом с дубинку, – хозяйка с сомнением оглядела Мина. – Как ты ею махать будешь?
– Я справлюсь, – пообещал полудикий. – Я сильный, хоть и короткий.
– Да, пожалуйста, – Эле ухмыльнулась. – Хочешь синяки получать – милости просим. Только сначала вы с Ашей штаны закончите шить. Если ты полуголый у меня между ног шнырять начнешь, я сама от смеха свалюсь.
Полукровка засмущался. Дома лохматую шкурку хозяйка ему носить запретила, а старые штаны, купленные на рынке, никак не удавалось подогнать по размеру. Пока наряженный в них Мин походил на шимпанзе, играющего роль незалежного запорожца. Или наоборот? Даша захихикала.
– Ой, дети вы, – вздохнула хозяйка. – Вроде уже не маленькие, а всё как будто забавляетесь. Времена-то на дворе какие непонятные.
Времена действительно были не из лучших. Даша, слушавшая беседы хозяйки с Костяком, и частенько, Мина, вставляющего в разговор свое полудикое слово, поневоле была в курсе событий. После объявления войны, часть войск выступила в поход. Ушла армия вниз по Оне, дабы не дать пиратам пройти мели у Сожженных башен. Командовал экспедиционным корпусом принц Берн. К корпусу примкнул сильный отряд из союзного Калатера. Даша успела вдоволь налюбоваться на бело-голубые цвета воинов города, стоящего где-то далеко на юго-востоке. Дисциплинированные солдаты, этого не отнять. И вид боевой, и к женщинам не пристают. С расхлябанным воинством Каннута никакого сравнения. Корпус принца Берна отправился в поход на спешно собранной многочисленной флотилии барок, и с тех пор наступила непонятная тишина. Даша понимала, что ни радио, ни телевидение сводок о ходе героических военных действий передавать не будет, но уж такое абсолютное отсутствие новостей выглядело странно. В городе увлеченно охотились на дарков-людоедов, хотя нападения на горожан почти прекратились. Эле ворчала, критикуя неразумные действия короля. По мнению хозяйки, совершенно незачем было идти куда-то, дробя силы. Вряд ли пираты рискнут подняться до самого Каннута. А если и рискнут, разгромить их у стен города будет куда легче, чем биться на неукрепленных берегах реки в двадцати днях пути от столицы. У Даши возникло впечатление, что бывшая Перчатка волнуется за принца Берна. Вот уж зря, Даша сроду бы не стала переживать за такого бессердечного гада. Впрочем, это дело самой Эле.