Кабаны города Каннута - Страница 40


К оглавлению

40

Девушка сделала осторожный шаг. В тростнике немедленно зашуршало, – в сторону зигзагом скользнула черная тень. В двух шагах от человека змея остановилась, выставила повыше треугольную голову, вгляделась оценивающе. Даша нашарила на поясе под водой нож, с трудом высвободила из намокших ножен. Плавным, но грозным движением показала сталь пресмыкающемуся, – плыви отсюда на хрен, мне терять нечего, – если и укусишь, – и тебе голову отрезать успею. Или откусить.

Змея понятливо нырнула в тростники. Даша сплюнула в воду медный привкус страха и побрела-поплыла к берегу. Бесшумно двигаться не получалось, – вода то и дело всплескивала, намокшая торбочка теперь висла мешающим мягким камнем. Но и вокруг весь мир плескался, жил, – дышали-чавкали тростники, вскрикивали невидимые птицы, где-то хлопали по воде хвостами охотящиеся бабуры – деликатесные рыбешки весом и длиной с Дашу. Или это навы из своих подводных хижин выбрались на прогулку?

Поздно хвостатых речных дев бояться – вот он берег, а на нем иные хищники ждут. Даша добралась до лодки, дотронулась до теплой шершавой кормы. Считай, уже на месте, коммандос Дарья Георгиевна. Страшно? А то! Ноги деревяшками кажутся. Только и зло берет – из-за них, скотов, так дрожать приходится. Отбарабанить, значит, возжелали грязнулю уродливую? Давайте, прямо сейчас и начнем.

Прячась за лодкой, Даша как могла, отжала ворот платья, растянула неподатливую горловину торбочки, – внутри просто мешка ужас что творилось. Нет, сначала нужно волосы нужно в порядок привести, – ладони пригладили-откинули назад мокрые, неровно обрезанные, пряди, открыли лицо, курносый нос, распухшие губы.

От невидимого костра по-прежнему тянуло горячей едой. Когда же они нажрутся, садисты проклятые? Слышались неразборчивые тихие голоса. Устроили посиделки, мерзавцы.

Пора? Пора. Чего бояться умершей девушке?

Как не уговаривай, а ноги выпрямляться не желали. Даша еще раз проверила, легко ли сидит нож в ножнах, сдвинутых за спину.

Вперед, дура упрямая.

Вода с платья на бедрах потекла звонким оглушительным водопадом. Даша выпрямилась за лодкой, и сразу стала большой как жираф. Только у жирафов платье так бесстыдно к груди не липнет. Шаг, другой, на полянке всё замерло…

Заметили девушку не сразу. Разговор оборвался. Двое, что сидели лицом к реке, выпучили глаза. Их товарищи, не поняв, обернулись. Одновременно лязгнула выхватываемая из ножен сталь тесаков.

Девчонка в облипшем тело платье, отвязывала лодку. Двигалась воровка неторопливо, беспечно.

– Нава! – шепотом завопил один.

– Лодку уводит!

Один из сидящих мягко ухватил арбалет, потянул рычаг.

– Щас я ее…

Двое других вскочили:

– Постой, эта завизжит – другие полезут. Их здесь, говорят, что лягушек. Да и мелка она для взрослой.

– Эй, ты чего пришла? – смело окликнул старший. – Мы закон блюдем, в воду не мочимся, жемчуг не ищем. Лодку не трожь. Плыви себе дальше.

Услышав голос, Даша оставила неподатливый узел на лодке. Разбитые губы в улыбку складываться никак не хотели. Девушка все-таки оскалилась, приподняла торбочку, зачерпнула жменю бурого месива, протянула на ладони…

– Предлагает что-то, – зашептал бандит с подпорченной ногой. – Жемчуг, что ли?

– Жемчуг за лодку? – старший неуверенно хохотнул. – Где это видано, чтобы навы торговались?

– Да какая она нава? – ткнул взведенным арбалетом стрелок. – Морда белая, никаких узоров. И в синяках вся. Водяница свежая…

– А водяниц, если свежих, нельзя, того… попользовать? – поинтересовался третий бандит.

По тону Даша определенно узнала любителя-барабанщика.

– Да заткнись ты! – зашипел старший. – Видит кто, что у нее в руке? Вот ты, раз такой смелый и посмотри.

– А чего ж, – «барабанщик» ухмыльнулся. – Я баб, что живых, что утопленных, все одно не боюсь. Только пусть Лоб ее на прицеле держит. Вдруг она на меня сама скакнет?

– Если что, девка сразу в лоб «болт» заполучит, – успокоил Старший. – Уж, правда, не знаю, что утопшей «болт»? Может, отпугнет только?

Даша стояла неподвижно, расслабленно. Ладонь жгло, густая капля плюхнулась на нос лодки.

«Барабанщик» подступал медленно, осторожно. В волосатой руке покачивался выставленный в сторону утопленницы тесак. В тишине потрескивали угли костерка. Сапоги бандита отчетливо шуршали в траве. Старший из бандитов не выдержал, – осторожно высвободил из пирамиды копье, двинулся следом…

Страшно Даше не было, только руку палило как огнем. «Барабанщик» приближался невыносимо медленно, – казалось, сто лет будет идти. Смотрел то на выставленную ладонь утопленницы, то на бледное лицо с толстыми, неровными губами.

За тростниками завопила первая ночная птица-ревуха. Даша вздрогнула, и в этот миг Барабанщик ее узнал:

– Ух, дерьмо китовое! Да это же та девка, что…

Даша неловко, но быстро прыгнула через нос лодки. Покачнулась, упав на колено, из всех сил швырнула кашу из ладони в лицо Барабанщика. Тот взвыл, выронил тесак и схватился за лицо – размокшая смесь красного кострового перца и красного соусного жгла глаза хуже горящего лампового масла. Даша, не слыша собственного визга, выхватила из-за спины нож, метнулась к мужчине. Ударила справа, под ребра, – клинок вошел, потом чуть не вывернулся из пальцев, – руку полоснула такая боль, что девушка едва нож не выпустила. Вырвала из раны, – Барабанщик словно не заметил, только покачнулся, – все косолапо танцевал на месте, драл ногтями горящее лицо. Даша отшатнулась, мокрый башмак поехал, – девушка села на траву. Над плечом что-то свистнуло, – стрела арбалетная. Из-за спины, воющего как раненый бык, Барабанщика, выросла фигура с занесенным для удара копьем.

40